[indent] Раскаленное солнце слепит глаза, и я щурюсь, подставляя под лучи лицо. Улыбка касается губ, пропускаю через себя его тепло, от чего кожа отзывается приятным ощущением мурашек. И мне так хорошо. Так спокойно. Как никогда прежде.

[indent] - Ты долзна ситать, - возмущается девчушка, смешно поморщив слегка вздернутый носик. Она еще больше дуется, когда я тихонько посмеиваюсь, взглянув на нее. – Ты обесяся вцела, со поиглаес апять, - начинает злиться, от чего ее волосы становятся глубокого темно-синего цвета. 

[indent] Нимфадора. Удивительная трехлетняя дочка Тонксов, которые подобрали меня, как брошенного котенка, на улице и оставили у себя. Мне ненужно было стараться, чтобы подружиться с ней. Это даже не входило в мои планы. В их доме оставаться тоже не было планом. У меня вообще не было плана. Но Дора первая подошла ко мне как-то, после ужина, и со всей своей детской непосредственностью протянула конфету со словами: «Не густи».

[indent] - Хорошо, - сдаюсь и поворачиваюсь лицом к дому, закрыв ладонями глаза и начав громко считать, растягивая слова. – Ра-а-аз, - она засмеялась, восторженно вскрикнув и что-то с грохотом упало.

[indent] Хотела было обернуться, заволновавшись, не поранилась ли она, но девочка нетерпеливо завизжала:

[indent] - Не повалацивайся! – чуть ли не приказным тоном прозвучало. – Я пляцусь!

[indent] - Хорошо-хорошо, - поспешила успокоить ее, продолжив считать. – Два-а-а, три, четыре пять. Кто не спрятался, я не виновата. Я иду искать! - и оборачиваюсь, осмотревшись. – Где же Дора? – протягиваю, ходя по заднему двору. – Где же она может быть? – уже действительно удивленно, заглядываю в мастерскую Эдварда, потому что обычно малышка сразу же выдает себя, засмеявшись или вскрикнув от переизбытка эмоций и нетерпения.

[indent] Но обойдя весь задний двор, так и не смогла ее найти. «Может в дом убежала?», - хотя это никак не укладывалось в голове, ведь я все время смотрела на вход. Тревога подступила к горлу.  Не могла же она выйти за пределы двора? На первом этаже девочки не оказалось, как и никого другого тоже.

[indent] - Дора! – зову, дрогнувшим голосом, поднимаясь бегом по лестнице. – Я сдаюсь! Выходи! - сердцебиение ускоряется, а руки начинают трястись.

[indent] Оббежав все комнаты, буквально влетаю в свою, и падаю на пол, ударяясь коленями. Заглядываю под кровать. Часто глотаю воздух. Нет. Ее нигде нет. Выравниваюсь и застываю в оцепенении - Дора разговаривает с каким-то мужчиной у открытой калитки на заднем дворе. Мне будто ломают грудную клетку. В висках жжет, все тело пронимает дрожь и на лице проступает ледяной пот.

[indent] - Дора! – выкрикиваю, выбегая на крыльцо. Сильный порыв ветра едва не сбивает с ног. Небо затянуло черными грозовыми тучами. От солнца не осталось ни следа. Не придаю этому должного значения, решительно направляясь к девочке, готовясь на ругать ее.

[indent] Замираю. Осознание прошибает током, когда мужчина поднимает глаза. Боль бьет в голову и я едва не теряю сознание. Дыхание учащается, «Нет, нет, нет», - в панике смотрю на него, не в силах пошевелиться. Джон мерзко улыбается и мою грудную клетку, будто пробивает чем-то острым.

[indent] -  Отпусти ее, - шепчу, а слезы катятся по щекам. – Прошу…

[indent] Хочу пообещать, что вернусь домой. К нему. Голова кружится, и я едва удерживаю сознание на поверхности.

[indent] - Будь хорошей девочкой, Генри, - не понимаю. Опускаю глаза и вижу себя, не Дору. «О, нет, нет», - оглядываюсь. Трясусь. Я дома, в своей комнате.

[indent] Джон садится на кровать. Девочка, я, подходит. Мне пять. И я кричу. Так громко, как только могу, до боли сжимая веки и закрывая уши руками.

[indent] - Нет, пожалуйста, - шепчу, дрожа от ужаса. – Пусти ее… - поднимаю взгляд на него, делаю выпад вперед, но врезаюсь в стекло. – Пусти! Пусти! Пусти! – до хрипоты, до боли в глотке.

[indent] «Это сон, сон», - но я не могу проснуться, не могу не видеть. И снова крик разрезает ушные перепонки. Все плывет.

д н е м   р а н е е
[indent] Не уверена, сколько времени лежу без движения на кровати. Испытываю дискомфорт от мысли, что мне придется передвигаться по чужому дому самостоятельно, без сопровождения.  С одной стороны, это хорошо - больше свободы, но все-таки ощущаю себя неуютно. Я уже здесь больше недели и каждый день чувствую себя виноватой за то, что стесняю их всех.

[indent] Кажется, из-за меня Сириусу приходится спать на диване в гостиной. А это не самое удобное место – тем более, он часто пропадает по ночам, а значит, днем нуждается в здоровом сне, но в гостиной уже с самого утра шумно. Особенно, когда просыпается Дора.  Она чудесная! Иногда играю с ней, она каким-то удивительным образом помогает мне забыться.

[indent] Потребность в воде усиливается к первым лучам солнца, что проникают в комнату сквозь светлые шторы.  Всё тело затекло – кажется, я не шевелилась часов семь. Хотя мне казалось, что ночь тянулась мучительно бесконечно. Я так и не смогла уснуть. Как только темнота затягивает глубже, резко открываю глаза, пугаясь. Из-за отсутствия сна моя социальная неловкость превратилась в тотальную заторможенность. Это особенно проявляется, когда Меда начинает спрашивать о самочувствии – ее слова так долго доходят до сознания, что успевает пройти, по меньшей мере, минуты две прежде, чем я начну отвечать, а то и вовсе просто подумаю, забыв озвучить. Хотя это касается не только Андромеды – с остальными, кроме Доры, все еще хуже. Но мои травмы благодаря магическому вмешательству затягиваются быстрее, хотя на лице все еще виднеется синяк на скуле, а внутренности ноют при резких движениях.

[indent] Наконец, сухость во рту доводит мое дыхание до хрипоты, заставив избавиться от паралича, сковавшего мышцы. Осторожно приседаю на кровати, вытягивая руки, которыми упираюсь в матрас, чувствуя их привычное дрожание. Слабость. Она сковывает, но воспринимаю её с приятным наслаждением, когда осторожно спускаю ноги к полу, касаясь теплого паркета кончиками пальцев.

[indent] В моем доме пол был ледяным. Не знаю, почему вдруг вспоминаю об этом. Придерживаюсь за край тумбы, помогая себе подняться на вялые ноги. Никакой уверенности в их способности удержать меня. Встаю вроде медленно, а всё равно голову приятно уносит, в глазах всего на мгновение темнеет.

[indent] Надеваю кофту, несмотря на духоту в доме. Вещи помогают мне добиться ощущения безопасности. Чем больше одежды, тем сильнее это призрачное чувство.

[indent] В коридоре не раздаются шаги, не слышны голоса.  Наверное, Тонксы уже уехали – они собирались на несколько дней съездить то ли к друзьям, то ли к родственникам, а Сириус, скорее всего, все еще спит или уже куда-то ушел. Я так и не поняла, почему он живет здесь, и что случилось с его родителями. Мне было интересно, но спросить не решалась. Мы, в принципе, с ним не особо разговаривали за все это время – здороваемся и перекидываемся парой фраз (больше по необходимости, чем по желанию). И как-то вместе присматривали за Дорой. В остальном же, я старалась избегать его. Что-то в нем есть… странное. Помню, как-то наблюдала за ним в гостиной факультета. Конечно, не мне говорить о странностях людей, но он не располагает к себе. Даже внешне чем-то отталкивает. Возможно, все дело в моем восприятии парней, да и людей в целом. Я им не доверяю.

[indent] В гостиной никого не оказывается, как и на кухне. Похоже, сегодня я осталась одна в чужом доме. Набрав воды из-под крана,  выхожу на крыльцо. В тот вечер в Лютном у меня появился друг, как бы это абсурдно не прозвучало – его зовут Черныш (лучше ничего не смогла придумать). Он иногда прибегает к Тонксам. Когда ты не можешь говорить с людьми, ты будешь говорить с теми, кто не расскажет никому. И это необычное ощущение. Но сейчас и его не было. Пес, в принципе, приходил по своему желанию. Несколько раз я протаскивала его в комнату. Это странно, но так я хотя бы могла уснуть и без кошмаров. Так было спокойнее.

[indent] Несмотря на то, что никого не было, я весь день пробыла в гостевой комнате, которую мне и выделили. Просто лежала и смотрела в потолок, пока вечером из-за нескольких дней без сна и нормального питания (я совершенно не голодна), отключилась.   

с е й ч а с
[indent] - Пусти! – задыхаюсь, мне нечем дышать. Нужно проснуться. Давлюсь слезами. Сердце тарабанит с такой силой, что кажется, словно оно уже раздробило все ребра.

[indent] - Пусти, пусти, пусти, - в приступе повторяю, когда сознание выныривает, и я нахожу себя забившейся в угол, сидя на кровати и комкая оцепеневшими пальцами простынь под собой. В ужасе смотрю перед собой, тяжело дыша. Взгляд наконец-то фокусируется на парне. Кажется, он встревожен.

[indent] Не знаю, зашел ли Сириус только что, или пытался разбудить. С силой давлю на грудную клетку, пытаясь отдышаться.

[indent] - Прости, - слово застревает, в голове жжет. – Я тебя разбудила? – чувствую вину. – Извини…

[indent] Во рту пересохло, от чего голос хрипит. Мне нужно успокоиться. Главное, дышать. Нужно пойти попить воды.

[indent] - Отвернись, пожалуйста, - выдавливаю, ища взглядом кофту, и сильнее дрожащими руками натягиваю на себя одеяло. На мне майка, но я не хочу, чтобы он видел уродливые шрамы, которые покрывают практически весь верх моего тела.

[indent] Это мерзкое зрелище. 

[indent] Все равно не убираю одеяло, пока не дотягиваюсь до кофты и не надеваю ее. Руки не слушаются, поэтому я никак не могу справиться с молнией, поэтому буквально закутываюсь в теплую вещь, обхватив себя руками. Шатает, когда встаю с кровати. Все тело ноет и лихорадит. Хочу пить.

[indent] - Извини, - еще раз произношу и, наверное, еще сто раз извинюсь за то, что нарушила... тишину? Направляюсь в сторону кухни, бегло взглянув на Блэка, и все еще пытаясь застегнуть молнию на кофте. Передвигаюсь, как деревянная из-за болезненых спазмов, внизу живота жжет, а в голове, словно в вакууме. Мутно.

[indent] Лучше бы он и сегодня где-то ходил, а не стал свидетелем этой сцены. Он и без того думает, что я ненормальная, а после сегодняшнего так вообще решит, что мне не место среди людей. Мне стыдно.

[indent] - Прости, - снова слетает с губ.

Отредактировано Henrietta Johnson (2019-12-11 04:37:20)

[indent] Остатки ночного кошмара все еще скребутся в голове, а тревожность неприятно жжет капилляры под кожей. Медленно бреду в сторону кухни, расходуя на это всю оставшуюся энергию, старясь не пошатнуться и не опереться о стену, поддерживая себя. Не хочу привлекать внимание Сириуса к тому, насколько тяжело мне двигаться. Он следует за мной. Ощущаю его взгляд на себе (или мне кажется). Не поднимаю голову, продолжая попытки трясущимися руками застегнуть бордовую кофту.
   
[indent] Наконец-то замок поддается, и я тяну ползунок вверх, выдыхая с облегчением. Мнимая безопасность. Спускаюсь по ступеням еще медленней, крепко держась за перила потеющей ладонью и усердно смотря под ноги, чтобы не споткнуться. Сердце колотит, а от ощущения высоты, пусть и такой маленькой, кружится голова. Интересно, как я буду передвигаться по Хогвартсу, если уже, после такого короткого расстояния, начинается одышка? Надеюсь, это пройдет к началу школы. Мне нужно начать есть.

[indent] Радует, что Блэк не пытается завести разговор, идем в полнейшей тишине. Только у самой кухни парень обгоняет, и яркий свет бьет в глаза, из-за чего на мгновение теряю способность видеть. Застываю в проходе, щурясь от болезненных ощущений. Часто моргаю, пока не привыкаю. Проходя к раковине, максимально держу расстояние между нами, боясь случайно задеть его. Из-за волнения давление бьет в голову. Слабой хваткой с трудом откручиваю кран и подставляю стакан под ледяную воду. Закручиваю и делаю глоток – зубы сводит, но желаемая прохлада расходится по организму.

[indent] Вздрагиваю от внезапного голоса Сириуса, но голову не поднимаю, глядя в воду в стакане, обхватив его двумя руками. «Ела ли я?», - переспрашиваю саму себя, но не нахожу ответа. Наверное, нужно солгать, чтобы он не волновался. А он будет переживать? С чего бы ему вообще думать обо мне – мы даже не друзья. Он вынужден сосуществовать со мной из-за глупого стечения обстоятельств. До сих пор не могу понять, как Тонксы нашли меня в том лесу.

[indent] Его извинение сбивает с толку. Он не обязан был возвращаться утром. Только сейчас понимаю, что так и не сказала ни слова, а прошло не меньше минуты.   

[indent] -  Вечером… ела, - хриплю, и я не уверена, уместен ли еще ответ про еду. Вдруг он спросил что-то другое уже, а я прослушала? Но все же решаю продолжить мысль, развитую в голове и мне необходимо это проговорить, чтобы он знал. – Тебе незачем извиняться, - хмурюсь от непонимания, почему он это делает. Со мной никогда раньше не считались.

[indent] Поднимаю взгляд, но не смотрю в глаза, когда он непринужденно предлагает мне сесть и поесть пирог, который дала «мама Джеймса». Молчу, но взгляд цепляется за его движения, и я невольно слежу за его действиями. За тем, как достает две тарелки из шкафа, как берет нож из специальной подставки. Лезвие ножа сверкает на свету, и я зацикливаюсь на нем. Все, словно в замедленной съемке – он неумело режет пирог на неровные части и тот крошится. Либо лезвие тупое, либо он просто давит, а не разрезает. Облизываю пересохшие губы, одной рукой коснувшись запястья и проведя пальцами по почти затянувшемуся шраму. Внутри вяжет – это желание – мне нужен нож. Мне необходима контролируемая боль.

[indent] Резко меняю фокус. Он снова спрашивает, считается со мной. Теперь я вижу только улыбку Сириуса, и медленно киваю, коротко дернув уголками губ.  Сойдет ли нам? Все еще не понимаю, зачем он вообще тратит на меня свое время. Но, кажется, парень не собирается отступать от идеи накормить меня этим «невероятно вкусным пирогом», который приготовила «мама Джеймса». Вздыхаю и сажусь на свободный стул, стараясь не задеть, стоящего рядом с этим местом Сириуса. Не могу сидеть спиной к проходу. Ставлю стакан с водой перед собой, сосредоточенно изучая то, что мне предстоит съесть.

[indent] - Яблочный, - внезапно произношу с удивлением глядя на начинку пирога и поднимаю глаза, на мгновение, встретившись с глазами Блэка, которые при таком ярком свете отдают медовым теплым оттенком. Поспешно возвращаю свое внимание обратно на пирог. – Когда я была маленькой, то мадам Томпсон, моя соседка, всегда готовила яблочные пироги по пятницам, - вспоминаю, и теплая улыбка касается губ. – Только у нее была еще эта…, - запинаюсь, не могу вспомнить слово. От переизбытка ощущений и трепетных воспоминаний в глазах собираются слезы. – Сверху посыпают. Белое такое, как са… Точно, сахарная пудра, - от того, что наконец-то вспоминаю название, улыбка становится еще шире, и я снова поднимаю глаза на Сириуса, но сразу же осекаюсь. – Вкуснее, чем пироги мадам Томпсон, в жизни ничего не ела, - заканчиваю, выдохнув.

[indent] А потом она умерла, и яблочных пирогов по пятницам больше не было. Сглатываю. Улыбка испаряется, словно и не было вовсе. Смотрю на кусок, лежащий на моей тарелке. Совершенно не голодная, но аккуратно беру разваливающийся треугольник и немного откусываю. Желудок больно стягивает. Жую, долго. Сладость теста разливается во рту, смешиваясь с кислинкой яблок. Даже, кажется, похоже на пироги мадам Томпсон. 

[indent] - Передай «маме Джеймса», что очень вкусно, - произношу, проглотив. Хочу спросить, кто такой Джеймс (кажется, о нем тоже часто говорят на факультете), но не сразу решаюсь на это, мнусь. – Джеймс твой друг? – просто интересно, какого быть нормальным, как Сириус.

[indent] Хотя он мне и кажется странным, но точно не страннее меня самой. Я видела его в школе. Его сложно не заметить – он слишком «живой», словно в нем столько энергии, которая буквально разрывает его изнутри. На факультете девчонки часто о нем говорят, сплетничают – мои однокурсницы в прошлом году, кажется, все сошли с ума из-за этого парня. Но иногда, когда, мне кажется, он не знает, что за ним наблюдают – вся эта «веселость» обсыпается, а энергия в нем меняет оттенок. В нем есть что-то надломленное, и я видела это. То, что, если он покажет другим, оттолкнет.

[indent] Чувствую, как нервы натягиваются под кожей – слова, которые врезались в память, напоминают о себе. «Да гонишь, ни с кем он не встречается, Блэк же только пользуется», - кто-то из комнаты тогда так громко высказал эту мысль, что она резанула по моему сознанию, заставляя вслушаться в разговор. Пользуется. Мной пользовались всю жизнь. Наверное, мое выражение лица меняется слишком быстро – я напряжена и, кажется, зла. Не знаю, насколько это правда, потому что в школе все любят слухи, но если это так, то… Нет, я не могу сравнивать его с Джоном. Передергиваю плечами, словно скидывая с себя возникшую тяжесть. Пытаюсь избавиться от мерзкой мысли. Сириус ничего плохого мне не сделал. Я же его совершенно не знаю. В горле дерет. Душно. Большими глотками опустошаю стакан, вцепившись в него обеими руками. Но дискомфорт только усиливается. Мне необходимо знать. Но ведь он может солгать. Лицо горит. Мне не хватает воздуха. Взгляд мечется по столу. Сердцебиение болью отдается в ребрах.

[indent] - Сириус..., - привлекаю внимание. С шумом ставлю стакан и на выдохе выдаю. - Это, правда, что ты пользуешься девушками? – врезаюсь в него взглядом.

[indent] Смотрю прямо в глаза – мне нужно видеть. Понятия, не имею, как звучит вопрос для него. Но мне необходимо знать. Меня начинает трясти, а горло сдавливает. В висках жжет. Паника.

[indent] Не дожидаюсь ответа и вскакиваю со стула. Мне нечем дышать. Нужно на воздух.

[indent] – Прости, - не знаю, за что конкретно извиняюсь: за вопрос или за то, как веду себя. Пытаюсь сделать вдох, но ничего не получается. – Извини…, - перед глазами темнеет, и я хватаюсь за спинку стула, чтобы не упасть. – Воздух, - это последнее, что получается выдавить и я быстро, насколько это вообще возможно с моим остатком сил, выбегаю на крыльцо, делая глубокий вдох и растирая грудную клетку.

[indent] Рваный выдох. Обратный отсчет. В голове проясняется, но все тело по-прежнему дрожит. Тошнота подкатывает, и я чувствую привкус пирога. Сглатываю. Делаю глубокие вдохи. Я испугалась. Зачем вообще спрашивала, если даже не дождалась ответа? Слезы наворачиваются, но я жестко вытираю их рукавом кофты. Идиотка.

[indent] - Прости, - шепчу, шмыгнув носом. Почему я не могла просто сделать вид, что все нормально? Зачем я вообще тогда слушала разговор девочек? У меня нет права проводить параллели между ним и Джоном, но я не могу, просто не могу отключиться. Сажусь на ступеньку, тяжело дыша. – Я же знаю, что ты не он, - запускаю пальцы в волосы, с силой оттягивая их.  – Но я не могу не думать…

[indent] Не знаю, пошел ли Блэк за мной. Не решаюсь посмотреть, потому, возможно, говорю сама с собой. И я не стану объяснять, кто он. Наверное, лучше всего вообще ничего не говорить. Ему нужно было оставить меня в том кошмаре.

[indent] Это мог быть обычный разговор. Почти нормальный. Возможно, даже милый. Вынужденный, но вполне себе нормальный, как это и принято у людей за ужином. Я бы могла в конце сказать спасибо и уйти в комнату, и мы бы снова были вынужденно «милы» друг с другом. Но теперь… Я все испортила. Но, что если он, правда, такой, как тогда было сказано? Почему я переживаю? Все равно не попадаю в категорию тех, кем, по словам девочек, он пользуется. Мне боятся нечего, но те девушки... Мне нужно, чтобы объяснили, вдруг я не так понимаю. Мой мир не такой, как у этих детей. Я вижу его совершенно не так, как они – у меня все сквозь искаженную призму.

[indent] Прохладный, но все еще приятный ночной ветер остужает разгоряченное лицо. Я все испортила. Слезы скатываются по щекам – злюсь на саму себя. Обидела человека, который ничего плохого мне не сделал. Даже наоборот – он был дружелюбен со мной все это время. Грубо тру щеки рукавом кофты. Джон был прав, я не заслуживаю хорошего отношения к себе.

[indent] - Ты только посмотри на нее. Куда-то собралась?

[indent] Дергаюсь. Поднимаю взгляд, но не нахожу источник звука. Он в моей голове. Голос звучит внутри сознания. С силой давлю на виски, до боли зажмурившись.

[indent] - Мелкая дрянь, ты еще и кусаться будешь?!

[indent] Учащенное дыхание изводит сердце, биение которого уже давно вышло из-под контроля. Моргаю.

[indent] - Пей же. Ты же хочешь пить? 

[indent] Активно дышу, давясь кислородом, которого внезапно становится недостаточно, чтобы я смогла привести себя в норму. Надрывно кашляю, словно захлебываюсь, как тогда.

[indent] - Почему ты не пьешь, сука.

[indent] Шире раскрываю рот, хватая воздух пересохшими губами, и пальцами дотрагиваюсь к шеи. Сутулюсь, щекой касаясь коленей, и снова сжимаю мокрые веки, корчась от болезненных ударов в груди.

[indent] Вздрагиваю, резко подняв голову, из-за чего тупая боль бьет  в затылок, а перед глазами темнеет, когда голос Сириуса внезапно разрезает ночную тишину, заглушая те рвущиеся из моего подсознания воспоминания. Обращаю свое внимание на парня, но сразу же опускаю глаза. Он пошел за мной. Непонимающе смотрю перед собой, потупив взгляд – зачем? Зачем ему объясняться передо мной, пытаться узнать, кто так говорит? Я же никто. Мое мнение о нем не должно иметь вес. И он не выглядит одним из тех, кому есть дело до того, что о нем думают окружающие.

[indent] Возможно, чье-то мнение, кого-то важного ему, и должно  волновать его, но точно не мое. Я скоро исчезну из его жизни, так же внезапно, как и появилась. Больше не буду доставлять дискомфорт своим присутствием. Нам не обязательно даже здороваться в стенах школы, мы можем быть, по-прежнему, «незнакомы», а этот глупый вопрос он забудет также быстро, как и меня. Странную девочку, которая заняла его комнату. Он однажды уже забыл.

[indent] Стараюсь сосредоточиться на голосе Сириуса. Звучит напряженно, немного даже нервно. Или мне только кажется. С чего бы ему волноваться? Усиленно концентрируюсь на смысле слов, которые никак не хотят цепляться за мое сознание. Это тяжело – менять направление мыслей, взгляда, внимания. Мои энергетические запасы на исходе, а в голове шумит.

[indent] Наконец-то улавливаю суть отдельных фраз.  Но объясняется, говоря так много, что я начинаю снова теряться среди потока его мыслей, не понимая и путаясь, на что же мне искать ответ в своей голове. Совершенно не помню, кому из девочек в моей комнате принадлежали те слова. Они, кажется, все обсуждают мальчиков – особенно тех, кто старше. Всегда хотят им понравиться. Порой мне кажется, что им даже неважно, кому конкретно. Просто кому-то. Они глупые, я знаю, но они нормальные. Такие, в основном, потом и нравятся. Они наряжаются, пишут любовные записки. Я даже знаю, кто из моей комнаты писал Сириусу. Почему-то их разговоры о нем врезаются в память, хотя мне никогда не было до него дела. Да, я наблюдала иногда за ним, но не потому, что он мне нравится. Просто он глубже, интереснее, чем кажется на первый взгляд, и почему-то остальные не видят этого, да и он не позволяет увидеть, скрываясь постоянно за своим привычным образом. Его сложнее понять, потому просто ищу ответ на вопрос «почему?», вот и все. Банальное любопытство.   

[indent] Смена тона его голоса уловима, когда он говорит о том, в чем я его обвинила – он, словно становится мрачнее, хотя старается говорить ровно, пусть и серьезно. Упоминает о девушке, с которой встречался. Что-то нервное отзывается в груди, но передергиваю плечами. Не зацикливайся на одном, слушай.

[indent] Парень искренне не понимает, почему кто-то вообще мог решить, что он кем-то пользуется. Возможно, он просто не замечает всеобщего внимания к себе, потому что воспринимает это как должное? Привык. Может то, что для кого-то «использует» - для него «норма». Похоже, у него тоже свое восприятие реальности. Я же сама видела, как он нравится девочкам, пусть и утверждает обратное. Может же так быть, что они хотят от него тех самых отношений, которые у него были только с одной, а он не понимает этого. Или делает вид, что не замечает, беря то, что предлагают, но не дает ничего взамен.

[indent] «Хоть раз ты видела меня таким подонком?», - болезненно пульсирует в висках. «А ты в эти слухи веришь», - этот упрек заедает. С шумом втягиваю воздух, пропитанный запахом хвои. Тошнота снова подступает. Кусаю внутреннюю сторону щеки. Нервничаю. Я задела его своим вопросом. Но почему… Почему он так реагирует?

[indent] Натягиваю рукава на дрожащие ладони, зажимая руки между ног, и сутулюсь еще сильнее. Не решаюсь даже посмотреть на Сириуса. Вина сдавливает горло. Проглатываю душащий ком, глаза покалывает от скапливающейся соленой жидкости.

[indent] Замолкает. Возможно, ждет моего ответа. Но я так глубоко застряла в своей голове, что не готова сейчас заговорить. Молчим.  Недолго. Он меняется. Быстро. На выдохе, словно пытается отпустить эту ситуацию. Но снова звучит напряженно, пусть в голосе больше и нет требовательности, упрека.

[indent] «Но ты не верь им», - заканчивает, и я смотрю на него, когда он садится рядом на крыльцо, только фокусируюсь на шее. «Тебе никто не поверит», - в голове в тон его словам всплывают ненужные воспоминания, которые заставляют меня растеряться. Я путаюсь между реальностью и собственными мыслями, прошлым. Проникаю пальцами под ткань рукава кофты, нащупав вечно больной участок кожи на запястье, возвращаю себя обратно к дому Тонксов, где сижу на крыльце с Сириусом, который сейчас улыбается, хоть и вижу размыто. Но эта улыбка. Мне.

[indent] Люблю пироги? Не уверена в этом, но молчу, не произнося и то, что вертится на языке, тот самый вопрос – почему же он живет у Тонксов? Потом. Замираю, сильнее надавив на запястье. Давление бьет в голову. Рассказать о себе? Что я могу рассказать о себе? Я неинтересная и пустая. У меня даже талантов никаких нет. Да и мой мозг не хочет искать историю обо мне, он все еще зациклен на чувстве вины, которое заставляет мои руки трястись. Нервно глотаю скопившуюся жидкость. Ведь я так и не сказала, что верю. Ему, не им.     

[indent] - Я…, - набираю больше кислорода в легкие, мне не хватает воздуха для слов. – Извини, - сердцебиение учащается, когда я не подавляю неожиданное для себя действие. Сглатываю. – Я знаю, что ты не навредишь, - и дрожащей рукой касаюсь ладони Сириуса, подняв глаза, сталкиваюсь с его взглядом. 

[indent] Всего секунда и меня будто ударили в живот, а голова закружилась от пульсирующей боли. Секундное прикосновение, но я им хотела показать, что верю ему. Снова зажимаю ладони между ног, поспешно опуская глаза. Рвано выдыхаю, стараясь не показывать, что мне это было неприятно, что это вызвало рвотный рефлекс, иначе он еще подумает, что я его боюсь. Возможно, уже подумал. Лучше бы я просто сказала, ничего не делала. Трясет. 

[indent] - У меня с детства боязнь прикосновений, - признаюсь шепотом. Говорю, как есть. Он же спрашивал обо мне, а это, наверное, важная информация.

[indent] Осматриваю задний двор, вдыхая кислород. Мне нравится, что лес рядом – перед рассветом, когда собирается роса, пахнет, как после дождя.

[indent] – Здесь и, правда, хорошо, - меняю тему, или просто говорю, пока меня не затянуло обратно в мысли. – Спокойно, - безопасно. Выдыхаю: – Мне нравится запах леса.

[indent] Поднимаю взгляд на Сириуса, потому что собираюсь задать тот самый вопрос, который вертится в голове с первого дня:

[indent] – А почему ты живешь у Андромеды с Эдвардом? Где твои родители? – нерешительно произношу и спешу добавить. – Хотя это не мое дело, можешь не отвечать, - я не привыкла лезть в чужую жизнь.

[indent] Все это неправильно. Нельзя узнавать его лучше, нельзя позволять ему узнавать меня. Мне не нужны друзья. Только сейчас замечаю его уставший вид. Ему бы поспать, пока Тонксы не вернулись.

[indent] - Если хочешь…, - запинаюсь, мне кажется, что в любой момент я могу сказать что-то не то, снова все испортив, обидеть. Вздыхаю. – Если хочешь, то можешь лечь в комнате, а я лягу в гостиной. Тебе бы выспаться, а я все равно уже не усну, - коротко улыбаюсь. Надеюсь, что получилось естественно.

[indent] Безопасность. То, чего мне так всегда не хватает, то, что я создаю, держа дистанцию и кутаясь в слои одежды. Ощущение, которое бывает лишь в Хогвартсе, несмотря на издевки и насмешки со стороны некоторых учеников, которым, кажется, просто неприятно мое существование, потому что другого объяснения их попыткам задеть – нет. Это не только слизеринцы, но и студенты из других факультетов, с моего. Никто не любит слабых, никому не нравятся сломанные – выбирая игрушку в магазине, никто никогда не взглянет на бракованную вещь. Так и с людьми – их привлекают сильные, красивые, влиятельные. А тех, кто выходит за их понимание «нормальности», стараются уколоть, указать на проблему, словно я не догадываюсь, что не такая, как они.

[indent] Но сидя здесь, на крыльце с Сириусом, чувствую себя в безопасности. Защищенно. Впервые вне школы, впервые рядом с кем-то. Не могу объяснить, откуда во мне столько необоснованного доверия к этому парню, который даже не запомнил меня однажды; который никогда не видел меня. Он, наверное, даже удивился, когда узнал, что мы на одном факультете учимся. Но я замечала его. Всегда. Кажется, с самого первого дня в Хогвартсе. Шумного и такого живого.

[indent] Сириус бы и не захотел меня узнавать – не вписываюсь в ритм его жизни, в выстроенный им образ. Я не похожа на тех, с кем он привык общаться. Но, если бы заговорил со мной в прошлом году или раньше, чтобы я сделала? Закрылась бы от него, сбежала.     

[indent] Слышу тихое «никогда» и сжимаюсь, в груди болезненно отзывается, заколотив, потому что то, что он говорит – важно. Потому, что я верю. Смотрю перед собой, кусая внутреннюю сторону щеки. Но не успеваю обдумать, что для меня значит его «никогда», как парень произносит то, что сбивает меня с толку, разрушая мои мысли, и вызывая замешательство. Не понимаю, потому часто моргаю – блохи? Но ведь у людей не бывает блох. Вроде бы. Хмурюсь, от чего на лбу, наверное, появляются мимические морщины. Может это шутка?

[indent] «Я не шучу над тобой», - наконец-то аккуратно добавляет, словно боится спугнуть, а я лишь коротко улыбаюсь, издав смешок и удивляясь собственной глупости. Мне действительно сложно отличить шутку от серьезного высказывания, но я стараюсь этому научиться с тех пор, как оказалась в доме Тонксов, так как Сириус часто саркастичен даже в общении с Медой и Тедом. Наверное, умение шутить или понимать юмор приходит во время общения, в котором я всегда себя ограничивала. Но мне даже захотелось в ответ съязвить на его высказывание о том, что каждый странный, пошутив (или чтобы это было?) над его чувством юмора. Но вместо этого неопределенно пожимаю плечами. Побоялась, что прозвучит не забавно и обидно.

[indent] Не ожидаю того, что ответит на мой вопрос, но Сириус начинает рассказывать свою историю. Кажется, ему нелегко вспоминать о семье. Нелегко подбирать слова. Знала ли я, что он из чистокровных? Возможно, ведь кто-то наверняка об этом говорил хотя бы раз за четыре года в школе. Но это не зацепилось в моей памяти, не придала этому значение, потому что было не важно – в этом и было мое заблуждение – оказывается, это имеет смысл в контексте его жизни. Оказывается, его чистокровность – проблема для него самого.

[indent] «Вторых называют, кстати, грязнокровками», - зацикливаюсь, потому что это одно из определений меня. Грязнокровка. Определение, которое мне подходит.

[indent] - Я знаю, - сдавленно произношу, обхватив свои ноги и упершись щекой в колено, смотрю на него – вот то, что я иногда видела в школе, когда он оставался один – неосознанную боль, сожаление и… страх? Он всего лишь подросток, которого поставили в сложное положение. Взрослые не должны так поступать – они не должны заставлять детей быть взрослыми.   

[indent] Старательно концентрируюсь на словах Сириуса, боясь потеряться и запутаться в том, о чем он говорит. Выстраиваю параллель с собственной жизнью и нахожу схожесть – его история откликается во мне.

[indent] Мрачнеет еще больше, тяжело выдыхая, и я чувствую, как болезненный ком встает поперек моего горла – он заговаривает о брате с таким трепетом и виной в голосе, что единственное мое желание, не свойственное мне – обнять его, чтобы поддержать, чтобы ему стало легче. Но продолжаю неподвижно сидеть, нервно кусая губы – слушаю, не перебивая. Это все, что я могу дать – возможность выговориться. Возможность быть услышанным, понятым и не осужденным.

[indent] «Хогвартс мое спасение», - и я понимаю, больше, чем он может представить, потому что… мое тоже. Там я могу контролировать свою боль. Но все, что  говорит Сириус в какой-то степени так знакомо, пусть и ситуации у нас разные, но ощущения похожие в восприятии некоторых вещей. Всматриваюсь в его напряженное лицо, пока он не смотрит на меня, пока его глаза подняты к небу, пока он где-то там, в своих воспоминаниях. Сглатываю. Мне так жаль, что ему пришлось выбирать, как и Андромеде. Она выбрала Теда. Выбрала его и создала новую семью, и вместе они привели в этот сложный мир такую невероятную и замечательную девочку, как Дора. Становится невыносимо грустно от забившегося в голове вопроса – смогу ли я когда-нибудь создать семью? Настоящую.   

[indent] Парень замолкает, посмотрев на меня, а я поспешно прячу глаза, словно пойманная за чем-то неправильным. Но это все, правда, неправильно – дистанция сокращается. Мы говорим о личном, о сложном. Он был неоправданно честным со мной. Даже не уверена, что заслужила его откровенность. Краем глаза улавливаю улыбку Сириуса. Снова мне. И я невольно растягиваю губы в ответной, хоть и печальной. Никак не могу избавиться от давящего ощущения за грудиной. Мне страшно делать этот шаг, пусть он и метафорический, в его сторону. Я в ужасе от того, что мне придется говорить о себе, чтобы отплатить за его доверие. Но пока я все еще поглощена его историей – он вряд ли ждет, что я что-то скажу касательно всего этого, потому что сейчас, взглянув на него, мне кажется, что груз на его плечах стал легче. Ему, оказывается, нужно было проговорить это кому-то, но меня гложет другое, еще с его слов о матери и я набираю побольше воздуха в легкие, все еще не решаясь говорить с ним, ведь это не мое дело.

[indent] Потому стараюсь зацепиться за слова о Доре, которая заняла особое место для меня, я привязалась в первый же день… Но мысль никак не хочет развиваться, возвращаюсь раз за разом к тому, что ранее сказал парень. 

[indent] - Она любит тебя, - нервно выдыхаю, крепко сцепляя пальцы в замок и не глядя на Сириуса. – Твоя мама, - не знаю всего об их мире, мире чистокровных волшебников, но я не настолько глупая, чтобы не понять, что она делает в отношении него. – Она просто боится, понимаешь? – судорожно проглатываю скопившуюся воду во рту, дрожь проходит по телу. Ты лезешь не в свое дело, Генри. Но заставляю себя продолжить, нащупывая больной участок на запястье. – Боится потерять тебя. Возможно, я ошибаюсь, но ведь… То есть, хочу сказать, что большая часть твоей семьи поддерживает..., - старательно подбираю слова, формулирую предложения в своей голове, но не могу найти нужного – я знаю о пожирателях, о войне, но не так хорошо, как следовало бы. Но оттуда вряд ли есть «выход». – Ну, ты, знаешь… Потому кричит – ее способ защиты, как умеет – потому что боится, что тебя могут…, - запинаюсь, забегав глазами перед собой, давление бьет в голову. – Они ведь не убьют тебя? – ужас сковывает, и я потерянно смотрю на него. Эта мысль такая резкая и больная – я слышала как-то словосочетание «предатель крови» и, кажется, если ты уходишь из семьи, такой как Блэки – ты предатель. – А твой брат… Регулус, он простит, поймет, но и ты не дави на него – кажется, из твоих слов, ему и без этого хватает давления со всех сторон. Но он может запутаться и не услышать себя.

[indent] Когда тебе говорят, кто ты – ты перестаешь быть собой. Я знаю, каково это. Я знаю, как это, когда тебя ломают, и в тебе звучит чужой голос. Оттягиваю момент, когда мне придется заговорить о себе. Потому, что не знаю, что сказать – потому что легко теряюсь среди собственных воспоминаний.  Могу заблудиться. Выравниваюсь, зажимая ладони между ног, потому что пальцы начинают трястись, когда тот день появляется перед глазами.

[indent] - Не уверена, как здесь оказалась, - наконец-то произношу, шумно вдыхая. – Но я тоже выбрала себя, Сириус. Так что, мы оба эгоисты, -  стараюсь улыбнуться, но ничего не получается, а глаза слезятся. Замолкаю на некоторое время, собираясь с мыслями, собирая себя: – У тебя там остался брат, а у меня… у меня мама, - наконец-то произношу. – И…, - шмыгаю носом, вытирая глаза. Не хочу плакать, не сейчас. Не перед ним. – И из-за того, что я сбежала, она может пострадать, - голос дрожит. – Но я выбрала себя, - повторяю шепотом. – Впервые.

[indent] Джон всегда держал меня лишь тем, что если я уйду – он убьет ее. И я возвращалась, но мама никогда не мешала ему, потому что выбрала бутылку и дозу. Она не любила меня. Дышу, глубоко. Только не сейчас, Генри. Не закрывайся. Ты можешь быть честной, хотя бы частично. Ты должна, Сириус был. Сглатываю, надавливая на запястье.

[indent] - Может я плохой человек, но я просто не смогла больше, - сердце ломает ребра, а я тру мокрые щеки. – Знаешь, почему мне нравится играть с Дорой? – внезапно меняю ход своих мыслей, всего на секунду взглянув на парня. – Может, ты не поймешь – так мне кажется, будто я даю возможность, маленькой себе, которая где-то здесь, - надавливаю на грудную клетку. Пятилетняя Генриетта там, потому что я вижу иногда ее. – Побыть ребенком. У меня не было такой возможности, - судорожно вздыхаю. – Моя мама, - снова возвращаюсь мыслями к ней. – Она всегда любила выпивку и наркотики, но не меня. Ее никогда не было, когда она была нужна, - она не защитила меня. Тру глаза. – А мне просто хотелось, чтобы… Но я все равно чувствую вину за то, что бросила ее, оставила с Джоном, - замолкаю, вздрогнув от имени мужчины, мышцы напрягаются – фантомное ощущение прикосновения Джона на моей коже.     

[indent] Не знаю, как продолжить, куда свернуть. Хожу кругами в своем сознании. Вдруг Сириус спросил из вежливости? И, на самом деле, ему не интересно. Но и я говорю несвязно, размыто.

[indent] - Хогвартс тоже мое спасение, - вспоминаю его слова. – Но, скорее всего, это  будет мой последний год, потому что вряд ли я сдам СОВ в конце курса, - меняю тему. - До сих пор не понимаю, почему шляпа отправила меня на Гриффиндор. Вообще, когда пришло письмо, подумала, что это розыгрыш, - почему-то улыбаюсь, вспоминая. - Я никому не сказала об этом, стащила деньги из маминой заначки. Часа три добиралась на электричке в Лондон, сбежав со своей школы, а потом на вокзал. Не помню, как нашла платформу, но я вечность ходила и все-таки попала на «Хогвартс-экспресс». До последнего боялась, что письмо предназначалось не мне и меня высадят. У меня даже формы не было и волшебной палочки, - я все еще улыбаюсь, сама не понимая чему. Но эти воспоминания не такие плохие. И я непривычно много говорю. – Какой-то мальчик в поезде дал свою старую мантию. До сих пор стыдно. А на следующий день, когда начались уроки, меня вызвали к директору – вот тогда, я решила, что все, точно ошиблись и меня отправят обратно. Я же не знала тогда, что не будь я волшебницей, то даже бы не увидела всей красоты замка, - посмеиваюсь, слезы на щеках высохли, а я все никак не могу перестать улыбаться. – Прости… Ты не об этом спрашивал.

[indent] Сглатываю, потупив взгляд перед собой. Так и не рассказала свою историю. Какие-то обрывки правды. Но я вряд ли когда-нибудь смогу рассказать всё – мне стыдно, мерзко от самой себя – я грязная. Меня утаскивает на дно воспоминаний, но я не хочу снова чувствовать боль.

[indent] - Я всегда здесь, Генри. Ты моя.

[indent] - Сириус, - тихо произношу. – Расскажи что-то хорошее. Пожалуйста. Или…, - передергиваю плечами. - Чего бы тебе хотелось прямо сейчас? Только не глобального, а приземленного.